— Танки! Танки! — пронесся чей-то панический голос.
Молодые бойцы, в первый раз встретившись с бронемашинами, повернули лошадей. Напрасно Василий Васильевич с багровым от гнева лицом, потрясая шашкой, что-то кричал. Ломая строй, бойцы бросились в тыл.
Увлекаемая общим потоком первая бригада, потеснившая было авангард белогвардейцев, начала отходить.
Маринка оказалась в последних рядах. Позади нее, все приближаясь, раздавался быстрый конский топот. Она оглянулась и увидела злобное, с ухарским чубом лицо. Оскалив белые зубы, казак целил пикой ей в спину. Смертельный холод объял девушку. Молнией пронеслась мысль: сейчас острая пика проколет ее, и она полетит кувырком через голову лошади! Вспомнив, что в ее револьвере оставался последний патрон, она выхватила его из кобуры и рывком повернулась. Наган дал осечку. С тоскливой надеждой Маринка посмотрела вперед. В нескольких шагах скакал Харламов.
— Степан! — отчаянно закричала Маринка. Харламов оглянулся.
— Нажимай! — крикнул он, придерживая поводья и обходя казака с левого бока.
Маринка с силой ударила шпорами, но ее лошадь из последних сил скакала тяжелым галопом.
— Товарищ, не руби! Я донец! — пронесся отчаянный крик позади. Потом, гремя стременами, мимо нее пронеслась чужая лошадь без всадника.
Преследуемые белогвардейцами, конармейцы продолжали откатываться. Выскочившие на фланг пулеметчики быстро повернули тачанки, но не открывали огня, опасаясь поразить своих.
Все это видел Морозов с командного пункта. Он чувствовал, что еще миг — и бой будет проигран. Нужно было любой ценой остановить отступавших бойцов. Он оглянулся и спокойно подал команду:
— Штабному эскадрону по коням!
Сачков, посланный Ладыгиным для связи к начдиву, въехал в эту минуту на вершину кургана и увидел, как штабной эскадрон, состоявший из отборных, украшенных шрамами нещадных сабельных рубок ветеранов-буденновцев, бравших Воронеж, дравшихся под Касторной и Львовом, тронулся с места и пошел наперерез первой бригаде, все прибавляя ходу и выпуская лошадей во весь мах.
Впереди плечом к плечу скакали Морозов и Бахтуров.
На лихом карьере, обойдя вторую бригаду с правого фланга, Морозов поднял на дыбы дончака. Покрывая все звуки, над степью зазвенел его голос:
— Стой! Орлы! Буденновцы! Дети мои! От кого бежите?! За мной! Бей белого гада!..
Бригада остановилась, повернула и с громким криком понеслась за начдивом. Все смешалось в яростной рубке. Сачков видел, как первая и третья бригады, тоже повернув, ударили по флангам белогвардейцев. Потом над дальними курганами затрепетали значки. Это были головные полки дивизии Городовикова…
Бахтуров рубился в передних рядах. Как сквозь туман, видел он искаженные смуглые лица под чеченками с желтыми наискось лентами. Он свалил несколько человек и уже вновь заносил шашку, когда совсем рядом грянул выстрел, и ему показалось, что кто-то со всего размаха ударил его в висок кулаком. «Все… конец!» — подумал он, падая с лошади.
— Комиссара убили! Бахтуров убит! — закричали бойцы…
Стиснув зубы, Харламов сеял страшные удары вокруг. Он бросал свою лошадь туда, где ожесточеннее шла рубка и где колебались не привыкшие еще к рукопашному бою молодые бойцы. Он видел, как Дерна метким ударам ссадил с лошади седого полковника и как полковничий конь, распушив хвост, мчался в степи, прыгая через кучи изрубленных тел.
Громкие крики заставили его оглянуться. Из балки на полной скорости выкатилась бронемашина. Морозов скакал вровень с ней и, клонясь на правое стремя, старался просунуть в щель ствол нагана.
— Стой! Не уйдешь! — крикнул он. — Гады! Сволочь! Такого человека убили!
Морозов не видел, как медленно поворачивался к нему тупорылый ствол пулемета и не слышал криков бойцов.
Он не успел ощутить боль — пулеметная очередь перерубила его почти пополам…
Смеркалось. Харламов ехал по изрытому копытами снегу. У развалин сгоревшего хутора знакомый голос окликнул его. К нему подъехал Кузьмич.
— Ну и баталия! Факт! Отродясь такой не видел, — сказал хрипло лекпом, покачав головой.
Он был без шапки. Ветер шевелил его волосы.
— Что вы тут делаете, товарищ доктор? — спросил Харламов.
— Дружка искал. Василия Прокопыча, — тихо ответил Кузьмич, оглядывая поле, где всюду лежали убитые люди и лошади.
— А я только сейчас видел его.
— Ну?! Значит, живой? — вскрикнул Кузьмич.
— Да. Он при командире полка… Что это у вас? — Харламов кивнул на эфес обломившейся шашки, который Кузьмич крепко сжимал правой рукой.
— Об кого-то сломал… Там такое творилось, сам не пойму, как остался живой. — Он поднял руку, посмотрел на эфес и бросил его.
— А все-таки пропустили мы их… — сказал Харламов.
— Где же такую силу сдержать? Раз в десять больше. Броневики… Пехота… — пожимая плечами, заметил Кузьмич.
— Ну ничего. Наши еще их достигнут, — сказал Харламов с твердой уверенностью.
— Думаешь.
— А как же! Шестая дивизия пошла в погоню, а четвертая и четырнадцатая стоят под Перекопом. Они себя еще покажут.
Говоря это, Харламов был прав. В этот день, 30 октября, 4-я дивизия полностью уничтожила части противника, прикрывавшие восточную часть крымских перешейков, а 14-я дивизия разгромила тылы белых и расположилась в селе Ново-Троицком, установив связь с полевым штабом армии и Особой бригадой, прибывшими в это время в Отраду.
В чистом морозном воздухе послышались далекие звуки сигнала.
— Сбор играют, — сказал Харламов. — Поедемте, Федор Кузьмич.
Они тронули рысью в сторону холмов, откуда все настойчивей доносился голос трубы…
4
Ворошилов сидел за столом в просторной хате, склонившись над развернутой картой. Буденный чистил револьвер.
В теплой тишине как-то особенно уютно тикали ходики, и ничто не напоминало о том, что вокруг шли бои.
В комнату вошел начальник полевого штаба Лецкий, сменивший уехавшего в академию Зотова. Это был коренастый человек лет сорока. Ворошилов быстро взглянул на него.
— Ну как, Григорий Иванович, от Морозова что-нибудь есть? — спросил он, с надеждой глядя на начальника штаба.
— Никак нет, — мягким голосом отвечал Лецкий. — Ни одного донесения… Обстановка до сих пор остается невыясненной.
— Семен Михайлович, меня, понимаете ли, беспокоит одно обстоятельство, — сказал Ворошилов.
— Какое? — Буденный, подняв голову, посмотрел на него.
— Что если Кутепов всей группой движется на Агайман и навалится на Морозова?
— Шестая дивизия поможет…
— Так-то оно так, понимаете ли, но ему трудно придется… Плохо, очень плохо, что у нас нет точных данных о боевом составе противника. Обстановка совершенно неясна. Приходится действовать с закрытыми глазами, — произнес Ворошилов в глубокой задумчивости.
Ни он, ни Буденный не знали и пока еще не могли знать, что два бойца из летучей почты, везшие донесение Морозова, в дороге были зверски убиты махновцами.
— На Агайман Кутепов вряд ли пойдет, — сказал Лецкий, нагибаясь над картой. — Тут есть…
Сильный грохот оборвал его голос. Неподалеку от дома разорвался снаряд. Второй снаряд ударил под самыми окнами…
Когда Ворошилов, накидывая бурку, выбежал на крыльцо, отовсюду доносились крики и выстрелы.
Ординарец Шпитальный, молодой курносый боец, бегом подвел лошадей. Климент Ефремович привычно разобрал поводья, вдел ногу в стремя и ловким движением опустился в седло. Рыжая лошадь с белой меткой на лбу, переступив с ноги на ногу, легко понесла его коротким галопом к противоположной окраине леса, где уже выстраивался 2-й полк Особой бригады. Навстречу Ворошилову двигалось несколько обозных подвод. Ездовые секли кнутами по спинам лошадей, которые, вытянув шеи, неслись вскачь по улице.
— Стой! — закричал Ворошилов, наезжая грудью лошади на переднюю запряжку. — Стой! Кому говорю?
— Кадеты!.. Обозы рубают! — выкатывая глаза из-под мерлушковой шапки, ответил чернобородый ездовой в распахнутом стеганом ватнике.
Задние подводы с грохотом подъезжали. Ездовые, узнав Ворошилова, валились всем телом назад, натягивали вожжи, с трудом останавливая испуганных лошадей.
— Ставь подводы поперек улицы! Живо! Эй, в фуражке, давай сюда! Заворачивай… Винтовки у всех есть? Стоять здесь, и ни шагу назад! А ты, — сердито крикнул Ворошилов чернобородому, — будешь за старшего. Да смотри у меня!
Он повернул лошадь и, сопутствуемый ординарцем, поскакал в направлении мельницы, куда с развернутым знаменем рысью двигался полк.
Командир полка Якимов, тот, что приютил в Грубешове Вихрова, доложил на вопрос Ворошилова, что артиллерийским обстрелом убиты три бойца и семеро ранены, а ружейный огонь вели по белоказачьему разъезду, который тут же покинул село.
